Сумасшедшая влюбленность в свою работу.

Здание.
Одно из самых ярких зданий нашего города, в котором расположился художественный музей, скоро отметит свой 100-летний юбилей. Построено оно в 1905 г. одесским архитектором Минкусом. Поскольку проект был сложный, херсонская дума предложила муниципальному банку занять одно крыло (со стороны ул. Коммунаров), и за счет этого банка здание было достроено. После революции здесь поселился обком, потом горисполком. В 70-е, когда горисполком переехал в новое здание, сюда планировали перевести музыкальную школу или музучилище, но великолепная акустика не позволила бы проводить занятия. Тогда эту жемчужину архитектуры передали музею. Как всегда, очень спешили, поэтому ремонтно-реставрационные работы были проведены неполноценно. И сегодня, когда здание находится под угрозой разрушения, мы пожинаем плоды советского формализма.

Искусствовед Алина Васильевна Доценко с 1978 г. начала работу в Херсонском художественном музее – сначала экскурсоводом, потом зав. массовым отделом, а в 1989 г. стала директором - одним из первых выборных директоров областных музеев. Старший преподаватель кафедры художественной культуры ХГПУ. С 2000 г – член Национального Союза художников Украины.

Алина Васильевна, кто сегодня работает в музее?
Нас, музейных работников, в мире очень мало. Не существует учреждений, где обучают такой профессии. Это призвание. Когда я впервые попала в музей, полюбила его и поняла, что всю жизнь стремилась заниматься именно этим делом. Мы работаем в храме, поэтому и коллектив в музее прекрасный. Когда негодяй попадает в храм – его какой-то дух изгоняет. Хранители культуры - самые малообеспеченные, но самые чистые люди. В их руках необыкновенные ценности, которые они согревают своим теплом. Устареть может все, но произведения изобразительного искусства не только не устаревают, но с каждым днем приобретают все большую духовную и материальную ценность.
И какова роль директора музея в храме культуры?
Это не только научно-популяризаторская деятельность, научное комплектование коллекции, изучение работ, но и организационно-хозяйственная работа. Кто пойдет в музей, если он похож на хлев, с потолка течет и плохо пахнет? Да, сейчас мы выглядим не лучшим образом, стены ободраны – но мы их делаем. Самое главное - нет сырости, грибка, вокруг идеальная чистота. Залы в прекрасном состоянии, фонды и коллекция в идеальном темпераурно-влажностном режиме. Когда к нам приезжали коллеги-англичане, они удивились: «В каком бы месте музея мы ни были, у вас везде одинаково хорошо. В других музеях мира – как в театре: на сцене эффектно, а за кулисами бог знает что. Как вы умудряетесь при такой слабой технической базе?» - «Потому что здесь работают люди, которые ради музея жертвуют собой». У меня, как и у всех наших сотрудников, сумасшедшая влюбленность в свою работу. В то время, когда я стала исполнять обязанности директора, мой любимый музей хирел. А мне казалось, что у меня выросли крылья, я его спасу- и я утонула в работе, в проблемах, в поисках возможности спасти памятники.
Сегодня самая большая проблема...
… наше здание. Оно давно требует серьезной реконструкции, более 10 лет назад мы начали бить тревогу. Пока была возможность, провели огромную работу: заменили межэтажные перекрытия более чем на 2 тыс. м2, не разорив ни одного окна, ни одной стены – а ведь проектный институт не видел другого пути замены старых деревянных перекрытий новыми железобетонными конструкциями. «Надо валять», - говорили «специалисты». А я интуитивно почувствовала, что если хоть что-то разрушить, восстановить я уже не успею. И мы реставрировали здание, не разорив ни сантиметра, ни на один день не оставили музей без окон, без кровли или без охраны. Придумали новую технологию с подрядчиками, успели полностью ввести в эксплуатацию первый этаж, а второй и третий законсервированы и ждут своего часа. Сегодня у нас закрыто 50% помещений. К сожалению, вот уже второй год нам выделяют очень маленькие суммы – и то на аварийные работы. Для нас больная тема - башня, я долгие годы криком кричала на всех уровнях: спасите! Только тогда, когда с огромной высоты на проезжую часть стали падать обломки, проблему стали решать.
Сталкиваются ли с подобными проблемами ваши зарубежные коллеги? 4 года назад вы познакомились с тем, как работают музеи в Англии.
Там великолепная техническая база. Даже самый маленький музей имеет возможность заказывать разные сувениры – от часов до чашек, издавать великолепную печатную продукцию! Я все это привезла с собой, но редко достаю, чтобы сердце не болело. Идеальная компьютеризация, связь с музеями разных стран через Интернет. И когда через полгода после нашего визита англичане приехали к нам, сначала смеялись, рассматривая наши карточки учета, даже взяли с собой, чтобы показать, какими допотопными способами еще работают люди. Но когда вчитались, поняли, на каком высоком уровне научной паспортизации заполнены эти карточки. Они были поражены серьезностью отношения к музейному делу и стали перенимать у нас опыт. Мы, конечно, постарались сделать их визит запоминающимся – но исключительно своими силами. В тот момент ни управление культуры, ни мэрия – никто не помог. Увидев, что со мной делается – англичане уже в пути, а у меня из денег только зарплата в кошельке, директор одной из фирм пришел и выложил сумму, необходимую для встерчи гостей. Они были в восторге от гостеприимства, от программы. Но им было невдомек, что здесь было только наше желание, наше искренность, а материальная база Николая Никитовича Стороженко – спасибо ему и дай Бог ему здоровья. После отъезда англичане переслали нам в дар 5 компьютеров, 3 из пяти мы так и не смогли привести в рабочее состояние. Англичане очень надеялись, что смогут и с нами поддерживать связь через Интернет, даже хотели использовать нашу коллекцию для своей печатной продукции, но технически это осуществить не удалось. А ведь если бы у нас был хотя бы один современный компьютер, все было бы совсем по другому. Но самое ценное, что мы увидели в Англии – совершенная система сигнализации. За рубежом очень большое внимание уделяют идеальной охране. Но мне кажется, за счет массовости и совершенства технологий она сравнительно недорога. Я приложила максимум усилий, чтобы и в нашем музее создать охранную сигнализацию, соответствующую международным стандартам.
Но ведь у нас не Лувр и не Эрмитаж. Да и не слышала я о похищениях экспонатов из херсонских музеев.
2-3 года назад, когда были очень большие финансовые проблемы, мы много задолжали за охрану, и милиция из музеев ушла. Им просто запретили охранять объекты-должники. Вот и посыпались кражи по стране – в Чернигове, во Львове грабители застрелили несколько сотрудников. Нас Господь отвел. В то сложное время мы, женщины сами круглосуточно охраняли музей. Представляете, остаться ночью один на один с такой махиной, с такой коллекцией! Многие тогда прошли через кардиологию. Но хотя милиция физическую охрану сняла, нас незаметно опекали. Наперекор запретам служба Андрея Григорьевича Малова днем сигнализацию, как и положено, отключала, а ночью включала. У нас была жуткая, физически и морально разоренная охранная сигнализация, она ломалась через ночь, и втайне от высшего начальства на ночь они ставили под крыльцом музея свою машину. Да, эти люди нарушали приказ, но с их помощью мы год продержались. Сейчас уже поздно кого-то наказывать, да и не наказывать за это надо, а награждать.
За какие деньги Вам удалось этого добиться?
Я предложила охранной фирме перебраться в музей со своим офисом и с пультом. За то, что они здесь находятся, они охраняют нас бесплатно. Эта система очень понравилось и Юрию Федоровичу Кравченко. Даже зам. Министра культуры специально приезжал познакомиться с директором охранной фирмы и решил наш опыт распространять по Украине. Это действительно …. Максимум за аренду нам платили бы 300 грн., а работу выполняют более чем на 5 тыс. грн. – вот и экономия бюджетных денег. Компенсируйте нам хотя бы часть этих денег на закупки!
Правда, денег на пожарную сигнализацию добиться так и не смогла. Это, конечно же, нонсенс – музей без пожарной сигнализации. В этом году будем делать пожарную сигнализацию, деньги под этот проект, кажется, уже «выбегала».
Приобретения.
Каждый год мы обязательно должны пополнять коллекцию, около 10 лет ни копейки не выделяется на закупки, и пополняется коллекция только за счет даров. А ведь остаются белые пятна. А что мы скажем лет через 20? Как мы покажем это десятилетие, как объясним, куда оно ушло? Мы даже подписку на специальную литературу не можем себе позволить. Но я уверена, что эта беда пройдет, и судьба нам улыбнется. Сегодня и проблема с охраной решена, и сотрудники стабильно получают зарплату, и на содержание здания деньги выделяются.
Помогает ли музею Национальная комиссия по вопросам возвращения в Украину культурных ценностей?
К сожалению, последние несколько лет они нам не предлагают совместных крупных мероприятий. Они помогают возвращать имена тех, кто хоть какое-то отношение имеет к Херсонщине. На очень высоком уровне провели конференцию по творчеству Андриенко-Нечитайло, передали из Франции работы, подаренные наследниками художника. Провели еще ряд конференций. Руководитель комитета Федорук (имя?) – искусствовед с мировым именем. С его подачи я получила выставку Темистокля Вирсты - его знает весь мир от Канады до Японии. Я была в Киеве и позвонила Федоруку:
- Что-то новенькое у нас есть?
– Есть. Сейчас в Украинском Доме разгружается выставка французского художника украинского происхождения Вирсты.
И я пошла знакомиться. Смотрю, действительно выгружают. Все говорят на украинском, я даже не поняла, кто здесь французы. Снимаю пальто, начинаю помогать. Когда закончили, познакомились. Но в программе выставок Херсона не было. Немолодой художник (1912 года рождения), чтобы попасть в наш город, вылечил ногу, сел в свой микроавтобус, привез из Львова выставку в Херсон, а потом вернулся к запланированному маршруту и поехал в Ужгород. Месяц Вирста с супругой жил у меня дома, была большая работа, почти каждый день – пресса. Он подарили музею картину, и по сей день мы поддерживаем дружеские отношения. Получается, что мероприятия мы в основном проводим за свой счет.
И большой «счет» у директора музея? Если не секрет, какова ваша зарплата?
Сейчас, после повышения, 190 грн.
Уникальные.
Самые блестящие работы всегда в экспозиции, но поскольку 50% площадей у нас закрыто, то этот минимум мы используем с максимальной пользой. Проводим до 35 выставок в год. Это огромная интеллектуальная и физическая нагрузка коллектива. В хранилище 7 тыс. экспонатов, в экспозиции может быть не больше 250-300 работ. Очень люблю иконы Шибанова из Екатерининского собора, работы Поленова, Серова, Врубеля, копию с каритны Брюллова, написанную в брюлловское время (оригинал пропал еще при жизни автора). У нас блестящий по уровню, но небольшой по количеству период конца ХІХ – начала ХХ вв. Лучшими именами представлен советский период все республики СССР.
25 лет работы в музее, 14 лет в должности директора. Когда вам лучше работалось – в те далекие времена или сегодня?
Сегодня работать лучше. Особенно если бы у государства была возможность больше финансировать музей. Сейчас руководители всех уровней стали честнее, не прячутся за партбилет, пыль в глаза не пускают. А раньше партийные функционеры пытались одним ударом под дых тебя уничтожить. Но мне терять было нечего, искусствоведом я как была, так и останусь, даже если выгонят с работы. Я не боялась за должность – боялась за музей. Вот я и воевала. Тогда еще никто не знал слова «спонсор», а я вовсю пользовалась помощью заводов, потому что финансирование и тогда было слабое. По сути, основные работы по укреплению здания мы провели еще тогда – на спонсорские деньги.

18 апреля 2002 г. Указом Президента Украины директору Херсонского областного художественного музея им. А.А.Шовкуненко Алине Васильевне Доценко было присвоено почетное звание «Заслуженный работник культуры Украины».