Владимир Петрив:
театр должен удивлять

Этот спектакль, наверное, можно назвать самой скандальной постановкой «Мельпомены Таврии» 2010 года. И кто бы мог подумать, что чеховский «Вишневый сад», знакомый нам еще по школьной программе, может вызвать настоящий шок. Нет-нет, авторы спектакля пьесу заново не переписывали, текст – сугубо чеховский, правда, в украинском варианте (перевод Александра Виженко), в какое-то другое время события не переносили, хотя смотрится происходящее очень современно (несмотря на то, что с момента написания и первой постановки пьесы больше 100 лет прошло). Шокировал людей внешний вид актеров: костюмы, прически, грим. Ярко, броско, блестяще. Невероятный фасон платья Раневской – a-la Королева из «Алисы в стране чудес». Ах, да, она же приехала из Парижа! Остальные ей под стать. Разве что Лопахин был в одежде без особых «заморочек» (если не считать какое-то огромное количество карманов на пиджаке – он же умет считать деньги, без карманов ему никак нельзя).
Автор этого театрального «безобразия» - известный украинский модельер Алексей Залевский. Появление актеров в его экстравагантных одеяниях было для большинства зрителей слишком большим потрясением. Кое-кто, увидев чеховских героев в таких костюмах, возмущался («это же театр, а не модный показ экстравагантного кутюрье!»). Кое-кто увидел намек на других персонажей (в чеховских героях - и Король Лир, и Макбет, и Робин Гуд) – как говорится, «вся жизнь - театр». А кое-кто после спектакля решил, что вся наша жизнь даже не театр, а действительно подиум, броский, но бездушный – грустный вывод.
Как бы то ни было, но спектакль равнодушными людей не оставил. Его можно хвалить, можно ругать – но не говорить о нем нельзя. Об этой постановке (и не только) нам и рассказал директор и художественный руководитель Ровенского областного академического украинского музыкально драматичного театра Владимир Петрив.
 
Владимир Юлианович, как этот спектакль появился в Вашем театре?
Мы давно мечтали поставить Чехова, «Вишневый сад», у нас есть актриса, которая может это сыграть, есть и другие актеры – можно приступать к работе. Но мы искали режиссера. И такой режиссер появился - Дмитрий Лазорко, к сожалению, ныне покойный (он умер очень молодым – просто сгорел человек, воспаление легких). Он приехал и убедил меня в том, что он поставит «Вишневый сад» совершенно по-другому, убедил, что костюмы должен делать Залевский, что сценографию должен делать Зайцев из Одессы, потом мы еще подключили нашего художника, и они совместно сделали эту сценографию. Вот так, собственно говоря, и появилась эта постановка, спектакль идет второй год, и я не жалею. Может быть, я не должен об этом говорить, но у нас не совсем все получилось. Точнее, у себя мы можем воплотить, а на выезде, как сейчас на фестивале, это невозможно. Дело в том, что вся эта площадка еще двигается, актеры работают на полу, который под ними шатается. Когда продали сад – земля уплывает из-под ног. 
Пригласить Залевского было сложно?
Всех корреспондентов интересует: а сколько же стоит Залевский? Ведь личность известная… Вы этот вопрос не задали – и это удивительно.
А вы готовы и на него ответить?
Да. Пригласить Залевского было совершенно не сложно. Во-первых, потому что он был знаком с Дмитрием Лазорко, их связывала давняя дружба. А, во-вторых, ему просто стало интересно. Ведь он человек творческий, имеет театральное образование, ему захотелось воплотиться в театре. Это первый спектакль, в котором Залевский сделал оформление как художник по костюмам. Поэтому вопрос денег вообще не стоял. Были какие-то расходы по приезду-отъезду, гостинице и так далее, а все остальное можно считать подарком Залевского нашему театру.
Костюмы действительно продуманы, доработаны до мелочей...
Многие, кто не читал Чехова, кто его не знает, критикуют спектакль, мол, что это за костюмы? Это не Чехов! Но Залевский же не просто хотел нам показать подиум и демонстрацию, он исходил из внутреннего мира каждого персонажа. Они из Парижа приехали! Вот они привыкли так жить! Да, они утрированы! Да, это гипербола!
У вас получился суперсовременный Чехов. Тяжело ли было представить его в таком виде?
Поначалу да. Актерам было тяжело работать с таким решением режиссера, они не всегда с ним соглашались. Но в процессе работы они поняли, что это правильное направление. Хотя я лично воспринимаю другого Чехова – классического. Я бы его не делал, может быть, таким современным. Но такой спектакль имеет право быть.
Часто экспериментируете на сцене?
У нас есть все: и классика, и эксперимент, и все это сочетается гармонично. Я думаю, что так и должно быть. Нельзя говорить, что надо делать только так. Порой режиссер приходит и говорит: «А вот Шекспир, когда писал, предполагал, что Гамлет мыслит так…» Да откуда мы знаем, что предполагал Шекспир, когда писал «Гамлета»? Скорее всего, он писал пьесы для того, чтобы заработать денег. Может, никогда и не думал о том, что его назовут гениальным, и пьесы его будут идти во всем мире. Прелесть в том, что каждый режиссер и каждый актер находит что-то свое. Самое главное, чтобы на сцене что-то происходило. Я не люблю режиссеров, которые выпячивают себя. Если зритель в зале забывает о режиссере и видит актера, как он существует на сцене, что с ним происходит, как он оценивает, какой он вывод делает, как действует – это классный спектакль. Когда есть действие на сцене, тогда хочется смотреть театр – любой. Вот мы вчера смотрели мадьяров (спектакль «Женитьба» по Гоголю). Одни говорят: ну что они там гавкают на сцене – ничего не понятно, а на титры смотреть, отвлекаться – неудобно. А я не отвлекался на титры. Люди в театр ходят не потому, что хотят что-то новое почитать. Если бы было так – вот в зале 600 мест, распечатать 600 пьес, посадить каждого на место, дать пьесу – и пусть 2 часа читают. А театр существует для того, чтобы чем-то удивлять зрителя, надо его удивить, надо ему рассказать то, что он никогда не прочитает между строк. И вот это «между строк» как раз режиссер и делает на сцене. Одни читает между строк одно, другой другое. И как сказать, кто прав – кто не прав. Самое главное, чтобы театр трогал, заставлял нас плакать, смеяться, разочаровываться, восхищаться. В общем, театр должен удивлять.
Как зрители чаще всего воспринимают спектакль?
Неоднозначно. Нельзя говорить о том, что всем это нравится, что все понимают, о чем идет речь. В первую очередь моя задача как художественного руководителя воспитывать зрителя. Мы не можем идти на поводу у него. Вот сегодня директора театров говорили о том, что есть театры, которые ставят по 10-15 спектаклей в год, а другие позволяют себе поставить 2-3 спектакля и они, дескать, халтурят – два спектакля поставили и ничего не делают. Неправда. Можно поставить два хороших спектакля, а можно поставить десяток никудышних. Мы стараемся делать качественные спектакли. Наш театр приглашает на постановки разных режиссеров – от сдтудентов-выпускников и до маститых. Вот сейчас ведем переговоры со Стуруа.
Ого!
Да! А почему Стуруа должен ставить только в Киеве? Да, это недешево обходится театру, но мы ищем спонсоров, мы ищем деньги, и если мы их найдем, будем делать с ним что-то по Шекспиру. Не хочу говорить что, но будем делать. У нас молодой режиссер, выпускница киевского театрального, поставила дипломный спектакль «Вечер» Дударева, спектакль идет с большим успехом, и мне не приходилось даже вмешиваться - девочка отнеслась к работе просто потрясающе. Недавно у нас состоялась премьера «Калигулы» - Сергей Павлюк, режиссер херсонского театра поставил, это его уже третий спектакль.
У вас уже поставил? А нам только обещает…
Но если он будет тиражировать то, что сделал у нас, я буду с ним ругаться. По той причине, во-первых, что я ревную, а, во-вторых, я не люблю режиссеров, которые непатриотичны к своим спектаклям. Я знаю многих режиссеров, которые один и тот же спектакль – в том же оформлении, с тем же художником, с той же музыкой, только другие актеры – повторяют и тиражируют. Это уже не искусство. Вот если бы я ставил спектакль, скажем, «Вишневый сад», я бы в другом театре с другими актерами делал бы это совершенно по-другому. У меня есть спектакли, которые я делал, но я бы их никогда так, как я уже делал, не ставил. И переделывать я их не хочу. Потому что со временем ты видишь, что ты ошибся, здесь надо было сделать по-другому, но этого нельзя делать, уже есть дитя родившееся. А вот когда ты потом переосмыслил, то в следующий раз сделал бы совершенно по-другому.
Как Вы себя чувствуете на нашем фестивале?
Мы были на многих фестивалях, и за рубежом, но у Вас в первый раз. Мне очень здесь понравилось. Во-первых, организация всего процесса: все четко, машина отлажена, чувствуется, что есть руководитель, что все продумано до мелочей. Атмосфера нравится, люди нравятся, общаемся очень хорошо. Мы хотели приехать на этот фестиваль, нелегко пробились в участники. Но мы очень рады.
Неужели все так нравится? И никаких проколов?
Я смотрел вчера на жюри: посмотрели половинку коломыйского театра – ушли, половиночку посмотрели мадьяров – ушли. Я понимаю, что это утомительно - сам недавно был председателем жюри одного фестиваля – обязан был просмотреть 18 спектаклей за 4 дня! Это сложно. Это очень сложно. Как можно сравнивать Карпенко-Карого и Чехова? Есть спектакли просто несопоставимые. Но надо смотреть все от начала до конца, даже если спектакль не претендует ни на что, даже если плохая драматургия, плохой режиссер, плохие актеры играют – все равно надо посмотреть, сделать выводы, подсказать – это то, ради чего все и делается. И я бы хотел пожелать жюри, чтобы они набрались мужества и смотрели все от начала до конца. Может, стоит каким-то образом поделить театры (или спектакли) например, на музыкальные и драматические, и сделать два жюри. Я понимаю, что это сложно, но надо это делать. Только тогда будет какая-то оценка. А вообще, награды – это не главное. Мы не за наградами приехали. Мы приехали, потому что нас здесь не видели. Мы уже ведем переговоры с Книгой, чтобы ваш театр приехал к нам, а мы к вам – и не с одним спектаклем, а на неделю, на 10 дней. Думаю, мы это потянем, и у Книги хватит смелости, и у меня. Город у вас хороший, я уверен, что здесь есть театральный зритель, а у нас есть что привезти.
Как вам, кстати, наш зритель?
Зритель очень хороший. Я убежден, что в антракте из зала ушло человек 50 – это однозначно, это я знаю и по своему театру: уходит зритель, кому-то это не нравится, кто-то не может понять, кто-то возмущается. Но зритель у вас отличный. Я слышал зал сегодня – как они слушают! как они понимают, что происходит на сцене! как они замирают! как взрываются аплодисментами! И это главное. Зрителя плохого не бывает. Хороший спектакль зритель всегда будет хорошо воспринимать. Лучшая реклама для театра – это качественный продукт. Вы же колбасу плохую не покупаете. Так же и в театре. Если я пришел в театр и посмотрел спектакль, я второй раз на этот спектакль не пойду. А если спектакль понравился – могу пойти и три, и четыре раза. Поэтому самая лучшая реклама театру – это качественный продукт. Не всегда это получается. И надо прощать коллегам – себе, наверное, нельзя, себе надо ставить высокую планку. Но художник должен иметь право на поражение. Он не может каждый раз делать лучше, лучше и лучше. Иногда на обсуждении спектакля говорят: вот актриса или актер сыграли так, что это вершина актерского мастерства! Я всегда возражаю: не говорите таких слов, потому что с вершины дорога только вниз. Оставляйте еще место, чтобы было куда подниматься. Самое главное, чтобы в театре работали люди, которые его любят, которые жить без него не могут – тогда все получится. 
 
Лариса Жарких
2010