Олег Емцев: голый человек на голой сцене

Легендарного мима Маселя Марсо помнят еще многие. Во всем мире не сыскать равного ему в популярности. Актеров, работающих в этом жанре, можно на пальцах пересчитать. Один из них – Олег Емцев, единственный в Украине мим, который играет сольные пантомимические спектакли. Тот самый Олег Емцев, который знаком нам как Палыч из «Масок». За его плечами – победы на международных конкурсах. В 2008 году на фестивале «Мельпомена Таврии» был представлен сольный концерт классической пантомимы Олега Емцева «Наследники Марселя Марсо» – и зрители окунулись в атмосферу доброты, искренности и даже наивности... а помогал ему в этом актер херсонского театра Павел Костенко.

Олег, с чего начался путь к пантомиме?
С опилок, как цирковые люди говорят. Мне было 18 лет, я стоял униформистом в цирке, потом было училище эстрадно-цирковое при одесском цирке…
Вы родились в цирковой семье?
Нет, родители никакого отношения к цирку не имели. Мама – медик, а вот отец - творческая натура, в молодости учился в театральном училище. Просто нравились мне клоуны и цирк, тянуло к пантомиме, театру.
Вас узнают в основном как Палыча из «Масок». А как Вы попали в «Маски»?
Я долго работал за границей, приехал, по-моему, из Парижа. Жорик с ребятами за это время успели раскрутиться, и предложили мне сыграть с ними. Не то что я хотел засветиться – просто помочь, я был как антипод всем комикам – Палыч такой. С Жориком вместе мы «Маски на суде» придумали. Быстро придумали командировочного, начали одевать – шляпа, чемоданчик… С третьего костюма «попали». Это первая была работа, потом – «Киностудия», потом я уехал. Когда вернулся – снимали «Необитаемый остров» в Ялте, после этого тоже ухал. Вообще, ситуация была такая: они хотели своих людей, проверенных, чтобы не было выпендрежа. А то приглашают актера с какого-нибудь ТЮЗа, он приходит, говорит: «У вас спонсоры богатые, дайте мне за съемочный день столько-то» или достает: «Жорик, когда в кадр?». А какой там кадр? Массовка, потом, может, отчекрыжат все. А я уже как-то привык вести себя скромно, брал пример со старых актеров. Я видел, как Фарада снимался. Он никогда не доставал: «Когда я? У меня самолет! У меня спектакль!» Им со мной удобно было, я всегда соглашался в одной сцене быть, например, официантом, в другой – еще кем-то. И не надо ничего изобретать, потому что я один и с тем, и с тем справлюсь.
Работаете не за деньги, а за идею?
И за деньги тоже. И чем старше я становлюсь, тем больше думаю совмещать эти вещи.
Как Вы познакомились с Марселем Марсо?
Это произошло, когда он был в Варшаве. Мы общались, я учился у него. Марсо очень хотел еще раз выступить в Одессе, но, к сожалению, у нас это никого не заинтересовало. Он очень тепло вспоминал о том, что когда-то давно выступал в Одессе в оперном театре, что волновался, очень боялся играть один в таком огромном пространстве. Это был очень интересный человек, он прошел Сопротивление, с юмором рассказывал о своей боевой молодости. Был такой эпизод, когда он вместе с группой Сопротивление вышел из лесу, навстречу им немцы – и ни те, ни другие не знали, что война уже закончилась. Этот его рассказ был похож на последнюю сцену «Ревизора» – и смешно, и близко к пантомиме.
Пантомима – искусство современное или уходящее, как немое кино?
У пантомимы такая карма, судьба – благодаря каким-то исполнителям она приходит, потом опять забывается. Рождается, потом опять умирает. Я бы не сказал, что пантомима сейчас отходит, но она не всеядна, как говорят критики и искусствоведы. Сыграть все нельзя. Хотя праотец пантомимы, большой реформатор Этьен Декру считал, что искусство мима и пантомимы (имеется в виду моно-мим, существо как актер) – это первое, что вообще может быть в театре. И с ним очень многие согласны. Задача исполнителя такая же, как у драматического актера – только без слов. Тело может больше выразить, чем слова. Пантомима – очень сильное искусство. Это надо видеть, как без слов, без декораций, а одним лицом артист играет несколько человек, мгновенно меняется! Другое дело, что у нас не развито это.
Как вы достигаете иллюзии наличия предмета при его полном отсутствии?
Есть знаменитая формула – принцип идентификации: если ты играешь плоско, значит, действительно играешь. Как ты достигаешь этих невидимых вещей, беспредметных действий – зрителю не важно. Ты можешь потеть сколько угодно, ночью репетировать – это на втором плане. Первое – ты должен знать, зачем это делаешь, почему не пользуешься реквизитом, чтобы это было настолько органично. Это искусство достаточно условно и сложно. Этьен Декру, у которого учился Марсо, сформулировал это так: «Голый человек на голой сцене».
Наш зритель готов сегодня воспринимать пантомиму?
Не всегда – так же, как классическую музыку не все готовы понимать и слушать. Поэтому я и программу составил из отдельных номеров, чтобы все было более понятно. А в пантомиме очень важна реакция зрителей, невидимые флюиды передаются от зрителя к актеру, многое зависит и от исполнителя, от его «гипноза».
Создавая программу, были уверены в успехе?
Честно говоря, моно-мимы, которые хотят продолжать старые традиции, сейчас выглядят самоубийцами. Многие говорили, что программа не пойдет, особенно после юмора «Comedy club»... Сомнения были. Премьеру я сделал в доме клоунов в Одессе, пригласил Жорика Делиева, Борю Барского (он меня представлял), собрал их как на суд: можно ли с этим жить, можно ли продолжать? Многие продолжать не советовали, а Жорик сказал: «А я думаю, что это можно делать, это не страшно, давай». Я начал играть – и оказалось, что это кому-то нужно. Потом играл в Днепропетровске, в Киеве – и пошло. Хотя для многих было непривычно. В Одессе приходила молодежь, которая с искусством Марселя Марсо не была знакома, так они где-то на 15-й минуте поняли, что я буду все время молчать. Хотя Марсо рассказывал, что с его выступления в Одессе некоторые задние ряды тоже вставали и уходили – такой был шок.
Чья идея привлечь к Вашему выступлению херсонского актера?
Это была импровизация, когда мы узнали, что Паша играл мима в спектакле херсонского театра.
Есть ли желание организовать школу пантомимы в Украине?
Школа такая существует – при киевском эстрадно-цирковом колледже. Кафедра пантомимы. Владимир Крюков – первый преподаватель пантомимы.
Не очень-то видны ее выпускники…
Владимир Крюков: Не видны потому, что работают за границей или, приезжая в Украину, выступают по ночным клубам или по корпоративам. Их просто расхватывают. Обычная публика не имеет возможности увидеть этот жанр, хотя он существует, он востребован. Стоит отметить, что в Херсоне родился Борис Борисенко – одна из звезд пантомимы, великолепный актер с великолепной техникой. Он учился у Галины Шебаршиной в театре танца (она тоже наша воспитанница, она соединила пантомиму с хореографией, была дипломантом всесоюзных конкурсов артистов эстрады, вернувшись в Херсон, создала прекрасный коллектив), потом приехал к нам в училище, окончил его и выступал в этом проекте. Теперь он постоянно за границей.
Там отношение к пантомиме иное?
Олег Емцев: Иное. Именно к такой классической пантомиме. Как-то раз мне пришлось работать на круизном корабле. Там было французское шоу – балет, певцы. А когда директор круиза узнал, что я еще могу делать, – решили вместо французского шоу показать мою пантомиму. Я делал короткие спортивные пародии, потому что только эти фонограммы оказались со мной – я к подобным выступлениям не готовился. Потом все подходили и говорили: «You school Marso». «Yes, of course», – отвечаю. Удивлялись, что я не француз и не немец – а из Одессы. Там отношение совсем другое – потому что информации гораздо больше и наследие прошлого никогда не исчезало, его помнят, знают. А у нас, к сожалению, в графике стоят гастролеры, которых называют мЭга-звезды. Молодые менеджеры и администраторы зациклились: если ты не Алсу, не Филипп Киркоров и не Мартиросян (хотя он – глыба в этом проекте «Comedy club», видно, человек с багажом культурным) – ты никому не интересен: «Олежек, вы же не мЭга-звезда…». Поэтому я стал ближе к театру, а не к эстраде.

Лариса Жарких
фото Игоря Бойченко
2008